Заряжать осколки прожитого дерьма последней энергией и устало смотреть в тусклые глаза окружающих людей. Вечер. Отгремели последние аккорды, бухнутые мной, тобой и нами в порыве неистовства и страсти. Что заставляет так выкладываться в это нагромождение нот, нарушающих тишину и спокойствие? Выпрыгивать из себя, так, что потом нет сил жить. Время… Оно уже не существует. Оно уже растворилось где-то в глубинах моего и твоего сердца. Как любовь…

     Тихо и молчаливо все укутываются в дубленки, готовясь нырнуть в холодный поток питерской зимы. И любой резкий звук кинжалом режет по нервам, вымученным за день шквалом музыки. Ваш выход первый, дамочка – и меня пропускают вперед, открывая дверь в тускло освещенный фонарём пейзаж снежной улицы. И я по энерции ухмыляюсь оказанному мне почёту. Это всегда для меня бессмысленно и безосновательно, но приятно.

     Я в полном ауте. Попользовав твое плечо, как подушку, я пытаюсь забыть о… завтра. У меня нет сил мечтать и думать про это завтра. Оно почти такое же как сегодня, только моя мелодия будет другой и смысл ее подачи тоже. И мы все станем немного другими, на один день старше. Для себя.  Вся жизнь – мгновения. И каждое только вздох, они разные, но одинаково скучны. Их различают только звуки и количество потраченной на них моей души. Ваше впечатление? – Никакого. Я в полном ауте.

    Утром в жутком холоде, с красным носом начинается новая жизнь света. И мы, взявшись мысленно за руки, прищурясь от сильного ветра движемся с разных концов замерзшего города к общему желанию что-то творить. Нелепо для всего мира, и так обыкновенно для нас: отогревать в холе, у батареи озябшие руки, чтобы оживить минуту звуками, которые изобретаешь ты. Искусство – игра. Игра с временем и чувствами. Искусство жить, любить. Вообще, все, что возведено в ранг искусства – есть загадочная и завораживающая игра для остальных людей. И вот мы в душном и тесном зале изобретаем для собравшихся звуки. Связываем и переплетаем их, рассматриваем или наоборот, стараясь не глядеть, кидаем в зал неожиданно, заставляя кого-то вздрагивать, а кого-то удивлять. Я, ты, мы располагаем краткотечным временем так, что оно умножается, расширяется, оставляя место для вздохов, чувств, моей, твоей и наших игр…

    И вот последние поклоны оповестили об окончании концерта. Шумные аплодисменты нам на прощанье переросли в двиганье стульев и тихие голоса, делящихся впечатлениями.

    А я и ты можем позволить нашим душам пожить несколько часов без музыки, несколько часов… так просто… не переигрывая кого-то или что-то. Хотя возможно ли это?

   Я устала, я выбилась из сил, я хочу отдохнуть и, какой-то струной души, даже уснуть надолго. Но ты снова несешь всякую херню, полностью запутывая мои мысли. – Они снова в тупике из которого есть выход, но я его по своей недалёкости не вижу, от чего чувствую себя шизофреничкой. «Тебе это не грозит» и слава Богу! Я лишь пытаюсь научиться любить, зная изначально о бесплодности глупой попытки, о провале, о неразумности постижения чувств мыслями. А ты сидишь рядом, как подопотный кролик, которому скорее всего наплевать любят его, или нет. Моей преданности уже достаточно. А буря жизненной энергии заполнит сухость характера и внутренних эмоций.  И, вроде всё ничего, но внутри: скучно и черство…

«Ну, а сейчас, мы, наверное, успеем послушать, кх…ещё парочку произведений» – произнесла нам сгорбленная спина голосом, имеющим немного срывающиеся интонации. Мне этот облик часто напоминает бальзаковского  героя - отца Горио. Возможно, повлияли постоянные насмешки и приколы, сопровождающие его длинные и запутанные объяснения. Возможно чудаковатость и отстраненность от нас, от мира, людей. Казалось, что ему давно чистосердечно наплевать сидим я, ты, и мы все тут, или нет. Существовала странная грань: он –теоретик-пианист, мы – никто и ничто. Но его взгляд не выражал презрения. Грусть… как будто была необычайно печальна вся жизнь… Меня постоянно обдавало страшным одиночеством при виде того, как он там сидит и слушает между роялем и стеной, закрыв глаза… Чудак. Про него можно писать романы.

     Я открываю глаза. – Вокруг ничего нет, только густая непробиваемая чернота… Сердце ушло в пятки. Руки судорожно начинают шарить по тумбочке и стене в поисках выключателя от торшера. Щелчок…  никакого толку. Вокруг та же темнота. Я в панике верчу головой, сверля глазами кромешный мрак, окончательно теряя понятие пространства и время. Истерично вскакиваю с кровати ища другой выключатель от люстры… снова никакого эффекта. Я  начинаю  истерично плакать, тереть глаза,  моргать,  предчувствуя, что и  это не поможет. В конце концов остаются силы только на крик. Я впадаю в панику. В голове только одна мысль: «где свет?» И это режет по нервам всего организма. Все уходит из под контроля…  

Я открываю глаза. Темно. И голова машинально поворачивается в сторону фонаря за окном. Все ок.

Утро. Прозрачно-желтоватый блик на потолке. Моя рука получила первый маленький шок от холодного воздуха в комнате, а мозги медленно, но верно вспоминали, какой сегодня день недели и над чем им предстоит думать и работать. “Not ready” Тц…и пшш… Выполнила недопустимую операцию и будет закрыта. – Спим дальше.

Здорово, необыкновенно, с одной стороны так просто, с другой до глубины души. Вокруг создавался призрачно-хрустальный мир, ощущать который хотелось вечно, жить которым было печально-прекрасно. И я смотрела в наши глаза, чувствуя бездонность, открывшуюся между секундной стрелкой. Так просто и так трудно. Возможно, ради этого стоит жить. Хотя должна быть вера в возможность выполнения задачи. У меня её нет. 

     «Мы живем в другом мире. Нам не нужно постоянно учить и учить. Нас могут убить! Мы играем в жизнь и она – жизнь согласна. Изо дня в день мы убегаем от бандитов, пиратов и обводим вокруг пальца несносных злодеев.  Каждый день – захватывающее приключение. Мы главные герои». – НЕНАВИЖУ МЕЧТАТЬ! Тупая трата нервов и часов… Тошнотворная смесь надежд, стремлений и амбиций. Dream. Неприятно вылетать из сказочного замка лицом в грязь.

Но реальность порой становится скучной вещью. Нас развлекают только наши мы. Безумие.

   Укутавшись в шарф, но забыв напялить шляпу, я, сломя голову и перепрыгивая через три ступеньки, несусь на встречу новым звукам и чувствам. Звонок, еще…                               >                                                               >                                           

-          Кто?

-          Ну,  я, кончено!

И, вот, мои ноги уже в темной прихожей. 

Ха…странные люди музыканты, поэты, художники. Мы можем выпить за что угодно, и за кого угодно. Поспорить «о целях», «изменах», о игре трелей и  форшлагов. Наивно верить в нерушимость дружбы и никого не любить. Быть всем вместе и каждый сам по себе. Мы все погрязли в необходимости обманывать кого-то жутко все понимающего в нас.

Пять твоих наивно детским подчерком написанных слов. Бесконечность. Она здесь близко, просто и навсегда.

   По привычке рука набирает номер за номером. Гудок за гудком. Голос за голосом. Совесть мучительно тянет к пианино. Часть жизни, неотъемлемая ее половина.

Отдать всю нашу, твою, мою любовь музыке. Ты отдаешь мне?? Я читаю всего несколько слов. Сажусь за рояль – мне нужно играть веселые вещи. Разрывается сердце. На мне, тебе, на всех нас уже есть эта печать проблемности и скучности. А нужно играть жизнерадостные вещи. Я у окна. Там – за окном – люди. Немыслимое количество чего-то горького. Мне кажется, что в жизнь каждого прохожего закралась какая-то непоправимая ошибка. Одна судьба, две, три… и так тысячи и тысячи чего-то непоправимо-грустного.

 Зазвонил телефон.

-          Да?

Твой голос звучал странно.

-          Что-то случилось?

-          Да нет. Так.

И в твою жизнь вкралась эта ошибка  - Я.

   Нужно играть нежно-лирическое. Нам всем надо быть по меньшей мере психами. Существовать в том, что не существует. Уметь создать иллюзию и для других. Уметь чувствовать так глубоко, тогда мгновение окажется вечностью не только внутри моего и твоего миров. Заставить всех остальных поверить в несуществующее. Верить… верим ли мы в это? Как в любовь. Любовь – музыка.

Дыхание рядом придает смысла существованию. Можно ли придать смысла бессмысленности? Тому, что понимают только одни… и, следовательно, для других этого нет. Как придать значения одной брошенной в мир ноте? Пойдут ли от ее звучания круги? Изменит чье-то сознание…

    После его ухода в доме осталось еще много вещей, принадлежавших ему. Их все постепенно вынесли и выкинули на помойку, как и те, впрочем, которые он тогда забрал с собой. Можно не соврав просто сказать: он ушел в сторону мусорного бачка.

Все это плавно совпало с передышкой в нашей, казалось, непрерывной гонке по Шопену, Рахманинову, Черни, Мошковскому, и других выдающихся и отличившихся личностей, которых мы пытаемся сделать может даже лучше, чем есть на самом деле. Иногда, делая перебор в своем неимоверно напряженном старании, и перегибая палку возможного и слушаемого.  Я с оптимистичностью отметила хотя бы один плюс (отдых). Правда, он неприменул  улетучиться.

Есть довольно безысходные произведения: казалось бы ведут к чему-то совершенно законченному. Но и это законченное почему-то уже не устраивает нас. Оно не выводит из лабиринта, не оставляет права заявить на победу. Обычно повествование, круговорот, глубина, поглощающая навсегда.

Я тогда искала таких нот и звуков. Я никогда не стану настоящей актрисой, играющей всегда означенные роли. Наверное, часто для тебя, меня, всех нас: музыка – возможность успокоиться, разрядиться, отключиться; возможность, всегда имеющая место быть, всегда дающая тот шанс на выход, когда вокруг только стены.

Обхожу все комнаты: от него осталась только музыка: разная, иногда непонятная мне. Он надеется на мои творческие музыкальные способности.

Вырастить же хорошего человека ему чересчур удалось.  Не боится ли он выйти за рамки мною установленного отличного и классного человека?

Иногда теперь, слушая его музыку, его голос, его собственное понятие растяжения для нас времени, ищу в звуках что-то, что, возможно, я в нем недопоняла, что, наверное, не смогли понять мы. Ищу ответ: за какую провинность он так наказал их?!

Понятие гения, творчества, таланта требует от такого человека эгоистичности, черствости и других, иногда жестоких черт характера. Творение требует любви. Музыка ли, рисование, или что-то другое – все требует полнейшей отдачи. Сейчас, и еще день за днем я буду отдавать за него им внимание, уважение и силы. Я буду час за часом разрываться между собой, музыкой и их сердцами.

В искусстве же победит сильнейший в самопожертвовании.  Мало кто из нас способен жертвовать своей душой ради иллюзии, видимой только некоторыми людьми. Только для   начала нужны неимоверные возможности и вера в победу.

Он ушел, веря в себя и в победу за свободу и музыку. Так красиво! Оправдывает ли это  всю боль, поселенную в другом сердце, оправдывает ли это еще одну непоправимую,  глупую жизнь, созданную и теперь вогнанную в болото его руками. Оправдывает ли жизнь человеческую жестокость ради искусства?  

   Сидеть и тихо смотреть друг другу в глаза. В круг, за столом объяснять друг другу, что все не так уж плохо. И мы живем – и нам хорошо, что сегодня мы даже поели, а когда выпьешь, то даже не волнует не выученная пьеса, или будущий концерт. Слушать разъяснения об усложнении всего происходящего. Верить во всерешаемость и всеответность. Ну и ведь скоро лето!

    Открываю крышку рояля. Нажимаю ноту и понимаю, что в ней есть все, кроме меня, кроме доли смысла, дающей заявку на значимость. Истерично хватаешься за каждую возможность придать веру и цель всем своим действиям, придать жизнь безжизненности звучания. Человек со всей своей эгоистичностью пытается творить для и во имя. Для чего мы, я и ты? Что мы сделали для мира? Чем мы запомнимся ему – миру? Память мира – память людей…

Чье-то дыхание важно иногда, когда трудно заснуть от ползущих и опутывающих тебя, как паутинки мыслей. Тогда для них возможно создать одну незаменимую ловушку: свалить все проблемы на другого. Просто, ничего не говоря, облокотиться на плечо и, наконец, спокойно отдохнуть. Сегодня только мое «Я» заполняет это пространство. Попытка выдумать хоть одно яркое пятнышко в сером завтра, как всегда, закончилась провалом. Мы скучные люди.  Каждый на чем-то зациклен. Ты, я, мы, они – на музыке. Сложно уметь себя развлечь и занять, когда каждый день уже занят одним и тем же: пять линеек и ноты.  Когда этого не было? Всегда есть. Всегда между нами, в нас.

         Находясь в зале, но не в четырех стенах кирпичного строения, среди людей, но не чувствуя их существования, раствориться в каждом звуке, дышать ими.

     Который день, просыпаясь, я хочу увидеть солнце, ощутить тепло поздней весны. Но освещение все то же: серовато-промозглое, с ветерком. Не охота никаких днёв и празднований, экзаменов, уроков. Даже та пальма и часть моря, что иногда пригрезится как мираж в темной дымке дождя, уже смешна и отдает дурацкой рекламной картинкой на каком-нибудь старом здании.

    Люди не стоят ни копейки для меня, тебя, нас? Все получается так? Нам дороже все: музыка, настроение, литература,  слова, вид, погода, история; но…только не люди? Дерьмо…собачье. Я ненавижу всех нас – скучных, моральных уродов, пессимистов, не умеющих себя развлечь. Где мое солнце? Где в них, в тебе это солнце? Где? С комком в горле я хватаюсь за нить, за короткую, тонкую нить… Хватаюсь за твою руку, за руку друзей, но вокруг только пустой воздух, холодный, бездушный, пустой воздух.  Мелькает твоя спина. Опять ложь.  Какое-то дурацкое противоречие.

Я беру пальцем звук. Но сердце не верит в его цену. Ему нужна поддержка. Нужна вера. Нужна честность.

Вокруг холодный взгляд эгоизма, рассудочный цинизм всех. Хочется кричать, чтоб убирались к чертям, в бездну, вон…бежать от всех далеко внутрь светлого и простого. Внутрь, от требующих за пустоту любовь, за слова – действия. Обещания пустоты.

За что я люблю музыку? Почему музыка для меня все?   Иногда  я начинаю ее ненавидеть. Но это глупость. Жалкая попытка побороть что-то в себе. Скорее я ненавижу себя за невозможность и неумение выразить в музыке себя. Слова…слова…бывает ли в них хоть отблеск действительности, отблеск тебя, меня, их? У тебя слабое сердце? Может, я ошиблась? Бежать…бежать.

Твои те слова они где-то глубоко…в тебе…я им не верю…уже не верю. Твои слова, по-детски написанные бред? Я ненавижу вас за дарение глупых иллюзий.

Вечная зима. Для меня теперь не лета. С холодным сердцем нельзя творить звучания, согревающего сердца людей.

    «Музыка – всегда человечна…» - не моя фраза, да не из ваших уст я ее услышала. Всегда и в любой ситуации музыка помогает, радует, дает надежду каждому, помогает всплыть на поверхность настоящему в людях, тому, что не под силу выудить ни одними словами.

Человечна…это вклад, который каждый делает в свое творение. Человечна…потому, что я, ты и мы в ней. Но не такие: в масках, актеры жизни, а настоящие, живые в попытке достигнуть недосягаемого. Человечна. За каждой фразой в музыке – чувство, связанное с нами, воспоминание о людях, но не их внешности, или характере, а о том следе, что оставили вместе с музыкой во мне, в тебе, в нас.

Много всех, слишком много и рябит в глазах от лиц, рук, движений. Вокруг море бессмысленных слов. Страшно предать случайно внутри тебя, а может и всех окружающих.

    «Музыка – это живое существо». Да.  Потому, что мы так стремимся к ней, так любим ее. Живое существо, вложенное тобой, мной и нами: весь мир того, кто создал произведение, и наш, наложенный сверху.

Мне казалось, что о музыке сложно говорить много, но слушая ее лекции не замечаешь времени. А, прослушав пять минут, кажется очень простым описать любую музыкальную фразу, любую мелодию, даже одну ноту. Её мысль льется так четко, так точно, будто по плану, но очень свободно, обогащенная сиюминутными находками. В музыке начинаешь видеть книгу с героями, чувствами, захватывающее приключение собственных догадок и мыслей. И тут по-настоящему начинаешь влюбляться в произведение, не только в звучание, но и в содержание, характер, темы, детали. Начинаешь действительно видеть во всем этом жизнь. Будто рассматриваешь крохотные организмы под микроскопом, удивляясь увиденному, находя вдруг   (с виду неживом)   жизнь, движение, дыхание.  Даже маленькие открытия заставляют человека трепетать и радоваться.

Как замечательно, что светит солнце! И каким белым кажется снег, после мрачной серо-желтой, уже поздней осени. Как переливается, блестит. И от этого с непривычки режет глаза. Как ярко сегодня солнце! Как хрустально-прозрачен морозный воздух! И каждый дом, каждая стена, детали декора обрисовываются с поразительной четкостью и ясностью. Неправда ли? В этом и есть жизнь? В этом пейзаже вся она.

       Каждые два дня в неделю десять минут ходьбы (самый долгий на неделе маршрут, который проделывают мои ноги) являют собой время для размышлений. То, что теперь бывает так редко. Так можно совсем забыть: КТО ТАКАЯ Я. И умеют ли вообще мои мозги еще думать? Уже эти 20 минут могут быть ответом на твой вопрос: «Зачем все сборы, встречи, репетиции, концерты, если в них не то, что хотела ты?»…Хотя бы возможность быть одной…

Между каждым шагом в голове рождаются тысячи мыслей, тысячи идей, стоит только их поймать, и  минуты растягиваются, как во сне.

Я  бы хотела…Да, каждый из нас хотел бы сделать что-то свое, особенное, от души, изнутри для всех остальных, из самого дна сердца меня, тебя, нас, до глубины других людей. Но как? Чем? Кажется, что то,  самое! Что оно уже где-то в чем-то написано, написано по кусочкам, обрывками, а может даже целиком…

     Утро принадлежит каждому в отдельности. Утро не может быть общим. Не может быть твоим и моим одновременно, даже если мы все проснемся в одной кровати. Нет.  Никогда. Нельзя чтоб оно стало еще чьим-то. У каждого всегда должно быть, принадлежащее только ему… одному. Поэтому человек всегда предатель, всегда обманщик, всегда собственник. Собственник, владеющий своим миром. Страшно отнимать его у себя. Страшно за человека без него, страшно, когда он его отдал всем, отдал другим, задаром – просто любя. Нет. Утро рассчитано на одного, поэтому так противен общественный транспорт с кучей народа, едущей на работу.  Утро – начало твоей мысли вне сна, или в другом сне. Возможность начать все сначала. Возможность стать другим.

«Музыка действует на нас, как реальность» (Шопенгауэр)

Т.е. рождает воспоминания. Она в них не нуждается. Она – есть  реальность, суть жизни. Она – это Мы. И, следовательно, насколько скучны мы, настолько же скучна музыка, которую мы создаем, настолько же игра однообразна и неинтересна. Для каждого человека важна улыбка, как луч солнца,  как звезды со звоном  бубенчиков, напоминающих о маленьком принце-мальчике  Экзюпери, в произведении должна быть улыбка, твое, мое, наше тепло, способное согреть множество сердец.

 «Музыка – это воля и страсть» (Борхес)

     Я изменилась…для тебя…будто только что состоялся твой приезд, и мы давно друг друга не видели. Я изменилась для себя.  И меняюсь иногда каждый день, иногда,  даже минута может повлиять на мое внутреннее и внешнее состояние. Оно станет совсем другим. Так же часто меняется мой подчерк, под настроение, и также,  исполнение одного и того же произведения…какой лучше быть?

Болтливой, открытой, радостной, элегантной, или, наоборот: немного неряшливой, спокойной, рассудительной, замкнутой, от этого слегка загадочной, эпатажной, сумасшедшей, романтичной, практичной, самостоятельной, наивной, нежной, жестокой, холодной, надменной, этакой дамой с папиросой и в шляпе, или в обтягивающем обольстительном платье, а может подойдут более: дырявые штаны, кофтюлька, да два хвоста?

     Только  всегда, всегда обаятельной,  и с хорошим  вкусом.  Любой. И такой, и такой, не только внешне, но и внутренне, с настроением. Почему мы надоедаем друг другу занудством? Очень  много болтовни об одном и том же. Сегодня я хочу говорить другими фразами…

    Ложась спать, кажется, что силы никогда не вернутся к твоим мозгам. Теперь, закрыв глаза, я просто выключаю весь организм, чтобы не думать о накопленном где-то в подсознании материале, не образовывать его в слова, звуки, это все во фразы, произведения, со странной расстановкой знаков препинания.

    Сегодня я хочу быть романтичной. Хочу одеть элегантное платье. Высокий каблук и милую прическу. Хочу уметь замечательно танцевать, пить красное вино в ресторане, где играют танго, или что-то в этом духе. И быть во внимании чьих-то страстных взглядов…

    Снег вносит новый цвет в, казалось бы знакомый пейзаж. Он же дарит музыку, музыку внутри моей души, которая рождает воспоминания в виде лиц, запахов и чувств. Жизнью нужно творить то, что потом возможно было бы вспомнить. Помнишь, что было вчера? Это стало важным только для воспоминаний.

    Открыть глаза утром помогают только два ключа:  Вы и музыка.

    Творения нет без зрителя. Я сотворила для тебя лишь какую-то долю стихов. Все остальное тебя, их, в общем-то, не интересует. Сидеть среди нас и чувствовать только себя. Что каждый сам за себя. Это страшно. Кто способен на такое? Кроме тебя мне некому сказать слово «страшно». А говорить что-то большее…я не могу…Большее здесь - в стихах, в музыке. Большее в том, что никто никогда не замечает за мной, тобой, нами. Малейшее движение, сиюминутное выражение лиц, то, что каждый думает,  ложась спать. Иногда главное – пережить ночь.

   Эти годы, годы Вас…что будет дальше? Никто не знает. Но эти годы, они останутся для меня, внутри, как бы они не казались скучны, бессмысленны, может быть бесплодны в какой-то мере. Они лучшие для воспоминаний. О дружбе, о музыке, о зиме…

   Иногда надо уметь расстаться, чтобы каждый остался сам с собой…и дело может быть не в том, что он бывал слишком холоден, а она -  чересчур свободна, а в воспоминании о буре, а не о скуке проведенных вдвоем дней.

   Вечер…нет ночь, уже ночь. Я по инерции закрываю шторы, еще раз бросив взгляд на темную, будто чужую улицу.  Нажимаю play  на магнитофоне и ложусь думать о том, что, может, было, будет, с кем  сегодня я провела вечер? Спишь ли ты? Как ты? Какая я… кто мне нужен… и что беспамятство неизлечимо. А мой идиотизм тем более. То, что я включаю по вечерам, всегда наводит меня на воспоминания о силуэтах в темноте и руках, проводивших по моим волосам тысячи и тысячи раз…

    Сегодня улицы засыпал снег. Город погрузился в белую пену. Движение замедлилось, а с ним и жизнь. Дороги перестали быть такими вызывающе заметными. А следы, оставленные подошвами ботинок на гладкой серо-белой поверхности, теперь могут вызывать гордость, испытываемую, наверное, только первооткрывателями.